Γλυκό από σύκα

Όταν η γιαγιά η Μαρία λάμβανε από το ταχυδρομείο το δέμα από την Αλεξάνδρα, ένα ξύλινο κουτί με γλυκό σύκο, έλαμπε από την ευτυχία. Λίγες ήταν οι στιγμές που η Μαρία αισθανόταν τόσο χαρούμενη και ευτυχισμένη. Τα σύκα τα έτρωγε με λαχτάρα, σα να ήταν κάτι που τρώγεται, ως τελευταία απόλαυση, πριν από το τέλος της ζωής, όπως έτρωγε το χαβίτς η γριά Λεμόνα πριν πεθάνει.

«Πώς θα ήθελα να φάω και φρέσκα σύκα!», έλεγε η γιαγιά Μαρία στην Αντιγόνα , τρώγοντας το γλυκό από τα σύκα και πίνοντας μαύρο ζεστό τσάι. Τα φρέσκα σύκα με τίποτα δεν θα μπορούσαν να φτάσουν ταχυδρομικώς. Το Σότσι της Μαύρης Θάλασσας, απ’ όπου ερχόταν το δέμα, ήταν χιλιάδες χιλιόμετρα μακριά από το Καζακστάν.

Αλλά μια φορά η γιαγιά έλαβε το ξύλινο κουτί και με φρέσκα σύκα που έγιναν ένας λαπάς. Η κουνιάδα της γιαγιάς, η Αλεξάνδρα, η γυναίκα του εξάδελφου της του Ευθύμιου, έκανε προσπάθεια να δώσει χαρά στη Μαρία, που τόσο λάτρευε αυτό το μαυροθαλασσινό φρούτο.

Η Αλεξάνδρα είχε γυρίσει στο Σότσι αμέσως μετά την απόφαση της κυβέρνησης για την αποκατάσταση των εξόριστων από τη Μαύρη Θάλασσα Ελλήνων. Αυτό έγινε το 1956, και τώρα όλοι οι Σαββουλιδέοι ζούσαν απολαμβάνοντας όλα τα αγαθά που έφερνε η Μαύρη Θάλασσα και οι παραλίες της. Στον κήπο της είχε από όλα τα δέντρα του κόσμου. Από φρούτα, καρύδια, δέντρα λουλουδένια, όλα ήταν σαν στον Παράδεισο: μήλα, αχλάδια, σύκα, δαμάσκηνα, μανταρίνια, μούσμουλα, σταφύλια, ροδάκινα, καϊσια, είχε και μια μπανανιά, αλλά οι μπανανιές δε μεγαλώνανε, έμεναν μικρές. Ο κήπος της έμοιαζε με ζούγκλα. Φοίνικες γύρω – γύρω από τον κήπο, ένα δέντρο μιμόζας, και ένα άλλο από την Ιαπωνία με λουλούδια – μαγκνόλια που είχε δυνατή, τροπική, εξωτική μυρωδιά, μέχρι που έφερνε και πονοκέφαλο. Τα δένδρα αυτά η Αλεξάνδρα δεν τα φύτεψε, δεν είχε χρόνο για τις καλλιέργειες και κηπουρικές δουλειές. Τον κήπο τον βρήκε έτοιμο μαζί με το σπίτι που αγοράσανε όταν επέστρεψαν στο Σότσι από το Καζακστάν και κάθε χρόνο πριν τα Χριστούγεννα έστελνε στη Μαρία, τη γιαγιά της Αντιγόνας, ένα ξύλινο δέμα με το γλυκό μέσα σε πλαστική σακούλα.

Το γλυκό ήταν μια μικρή και αληθινή απόλαυση για τη Μαρία και την τότε μικρή Αντιγόνα. «Αυτά τα φρούτα κάνουν καλό στο στομάχι και στην ψυχή μου ταυτοχρόνως», έλεγε η Μαρία. Πιθανόν ο αέρας της θάλασσας τα έκανε τόσο νόστιμα και γλυκά, μπορεί να ήταν μια ιδέα - αυτά τα σύκα από το Σότσι. Μπορεί να ήταν μια νοσταλγία, να ήταν η «ανάμνηση» του  Πόντου – μιας χώρας που δεν υπήρχε πια, εξαφανίστηκε σαν την Ατλαντίδα, και έμενε μόνο ο μύθος, έμειναν οι γεύσεις και τα τραγούδια.
Τα σύκα θύμιζαν στη Μαρία τον Καύκασο, τον Πόντο που γεννήθηκε.

Αλλά με την Ελλάδα τη συνέδεαν δύο πράγματα: γράμματα από τον αδελφό του άνδρα της, το Γεώργιο, και οι ελιές που καμιά φορά έφερνε ο γιος της από την πρωτεύουσα .

Ο αδελφός του άνδρα της τής έστελνε γράμματα με φωτογραφίες. Τα γράμματα τα πήγαιναν στο θείο Σωκράτη - ήταν ο μοναδικός στη γειτονιά που διάβαζε ελληνικά. Δεν έγραφε τίποτα σπουδαίο ο θείος. Μόνο έλεγε ότι είναι καλά στην υγεία όλοι τους και θα ήθελαν να έρθουν στο Σότσι, να δουν τα μέρη που άφησαν το 1939.
Το άρωμα της Ελλάδας έφερνε και ο πατέρας της Αντιγόνα στο σπίτι όταν κατάφερνε και έβρισκε ελιές και ελαιόλαδο. Αυτά τα προϊόντα πωλούνταν μόνο σε επιλεγμένα μαγαζιά για κομματικά στελέχη, τη νομενκλατούρα.

Μία - μία έτρωγε η γιαγιά τις ελιές. Όλοι άλλοι δεν άγνιζαν καν τις μικρές μαύρες αλατισμένες ελιές. Η γιαγιά Μαρία κατάπινε και ένα – δυο κουκούτσια, λέγοντας ότι και τα κουκούτσια είναι πολύτιμα για την υγεία. Το ελαιόλαδο το είχε σα φάρμακο, μια κουταλιά τσαγιού την ημέρα. Και το λάδι δεν το άγγιζε κανένας. Λίγα πράματα ανήκαν στη γιαγιά που αφοσιώθηκε στην οικογένεια του γιου της, και αυτά τα λίγα τα σέβονταν οι άλλοι: ήταν οι τρεις μικρές απολαύσεις της γιαγιάς: το γλυκό από τα σύκα από το Σότσι , τα γράμματα από την Ελλάδα, και οι ελιές και το ελαιόλαδο που έφερνε ο πατέρας.Oι μυρωδιές μας κάνουν ανθρώπους με μνήμη, έλεγε η γιαγιά και η Αντιγόνα δεν διαφωνούσε ποτέ, γιατί και αυτή σαν τη γιαγιά έδινε μεγάλη σημασία στις μυρωδιές.

Το Καζακστάν όπου μεγάλωσε η Αντιγόνα μέχρι τα δέκα της, έμεινε στη μνήμη της με μυρωδιές. Ήταν το άρωμα του μακρόστενου πεπονιού, του σταφυλιού χωρίς κουκούτσι - «κισμίς» - η μυρωδιά του «μαντί». Το μαντί ήταν ένα μεγάλο μαγειρεμένο στον ατμό φύλλο ζυμαρικού γεμισμένο με ψιλοκομμένο αρνίσιο κρέας και μπόλικο κρεμμύδι, με πολλά μπαχαρικά και κόκκινο τριμμένο πιπέρι. Με δέκα καπίκια αγόραζε η γιαγιά, για την Αντιγόνα, ένα μαντί στα παζάρι, από μια χαριτωμένη ουζμπέκα με λερωμένη ποδιά.


Η γιαγιά είχε λίγες χαρές και η Αντιγόνα την λυπόταν αλλά δεν το έδειχνε. Μετά από πολλά χρόνια έγραψε για τη γιαγιά ένα ποίημα αλλά δεν το διάβασε σε κανέναν.

Το ποίημα της Αντιγόνα

«Μάμα»

Τη γιαγιά μου

Την έλεγα «μάμα»

Ο πατέρας μου, όταν

Άκουγε το «μάμα»,

 χαιρόταν πολύ.

Αυτό το «μάμα» ήταν 

Βάλσαμο στην καρδιά του

Ήταν η αμοιβή για τη θυσία

στην οικογένεια του γιού της

Ήταν η πληρωμή για την αγάπη

Που έδωσε σ’ εμάς -

τα εγγόνια της.

Η γιαγιά

Δεν ήξερε να ζήσει εκτός της οικογένειας

του γιου της

που ακόμα και τη νύφη,

τη  διάλεξε αυτή:

όταν του είπε «παρ’ την, είναι καλό κορίτσι!»

Ήμουν μικρή ακόμη,

Θυμάμαι

Κάθε Σάββατο η μάμα,  όταν έκανε μπάνιο

Με φώναζε

Για να έρθω μέσα και

να την τρίψω την πλάτη.

Ήξερα, πως της αρέσει πολύ

όταν εγώ  τρίβω την πλάτη της.

Η μάμα

Καθόταν στην μπανιέρα μισόγυμνη

μέσα στο νερό που την σκέπαζε μέχρι και τα στήθη της

Το δέρμα της ήταν  σιταρένιο και τα στήθη της πολύ άσπρα

Ήταν μόνο σαράντα πέντε χρονών,

Αλλά  σαν γριά με μαύρα ντυμένη.

Η γιαγιά ήταν όμορφη

Δεν το λέω εγώ

όλος ο κόσμος το ήξερε.

«Αριστοκράτισσα» την φώναζαν

«Η Μαρία - η Αριστοκράτισσα».

Ενώ της έτριβα την πλάτη

Μου   παραπονιόταν για τη ζωή της

την ώρα αυτή

Για τη ζωή της και για το ότι

Γέρασε και δεν μπορεί

Πια όπως παλιά να τρίψει

την πλάτη της

Μόνη της.

Την έτριβα την πλάτη της

Της χάιδευα την πλάτη της

Το βελούδινο άσπρο δέρμα της

Ήμουν μικρή ακόμα

όμως θυμάμαι καλά, πως

τη λυπόμουνα

όχι, που πέρασε εξορίες και πίνες στη Σιβηρία

Και έχασε τα  παιδιά της,

Ευτυχώς από τα πέντε, μόνο τα δύο

Γιατί οι άλλοι τους χάσανε όλους...

Την λυπόμουνα περισσότερο

γιατί από τα 24 της χρόνια-

τότε σκότωσαν τον άνδρα της στις σταλινικές φυλακές-

Κανένας

Άνδρας δεν άγγιξε την πλάτη της,

Δεν κράτησε τα  χέρια της,

Δεν την αγκάλιασε

Δεν την αγάπησε…

Τη λυπόμουνα

Τη φώναζα

«Μάμα»

ТЁТЯ СОНЯ, ДЯДЯ КОЛЯ И ИХ СВИНЬЯ КАТЬКА

Тётя Соня и дядя Коля жили радостно. Они всегда были в хорошем настроении и любили всех своих соседей. Любовь всегда освещает человека изнутри, потому, что она делает его полным жизнью.
В их дворе постоянно толпились гости, а зимой они все вместе просто перебирались на кухню. Соседей, родственников, случайных прохожих тётя Соня развлекала своим магическим способом. Она, как добрая колдунья, для начала варила кофе… Но это был целый процесс! Сначала надо было поджарить кофейные зерна на специальной, только для кофе, сковородке. Потом разложить их на льняном полотенчике для того, чтобы зерна отдохнули, чтобы испарился жар из них, потом тетя Соня  брала в руки медную старинную кофемолку с надписью, на древне-арабском языке.  Никто не знал, что было на ней написано. Тете Соне кофемолка досталась от бабушки, которая привезла ее с Понтоса. Однажды сосед - армянин пошутил, что мол, там написано «относительно вечного кейфа от кофе». «А что еще можно написать на кофемолке?! – сказал Ашот. Потом тетя Соня варила кофе в такой же стариной медной турке. Но, когда помешивала кофе, она становилась похожа  и вправду на добрую волшебницу, которая замешивает чудесное снадобье счастья… После того, как гости выпивали этот долгожданный кофе из малюсеньких фарфоровых кофейных чашечек, тетя Соня начинала свое гадание… Несмотря на то, что она про всех всё знала, все же всегда находила еще что-то, что-нибудь пикантное,  неизвестное никому из присутствующих событие. Ее гадание было публичным, как в театре все слушали про будущее всех. То ли ей верили абсолютно, то ли она на самом деле имела волшебный дар, но часто из того, что предсказывала Соня, сбывалось все или же почти сбывалось… Весь этот кофейный сеанс почему-то всегда заканчивался застольем. При этом тетя Соня никогда не прерывала начатого кофейного разговора о будущем, всегда следила за линией сюжета и,  весело улыбаясь, одновременно замешивала фарш, крутила голубцы, чистила картошку... И вдруг, совершенно неожиданно, ничего не подозревавшие гости  оказывались перед накрытым столом полным разных вкусностей. «Ой, да мы забежали только на кофе! Мы не голодные!- отнекивались соседи, плохо скрывая свой аппетит. «Нет! Сперва покушаете, а потом уж пойдёте, куда вам надо! Никто из моего дома голодным не выйдет!- настаивала тётя Соня, выказывая не допускающую возражений. Но в этом была вся Соня, и никто не мог легко от неё отделаться, время рядом с ней не шло, а бежало. Соседи приходили каждый день, но чтоб не выглядеть наглыми дармоедами, очень часто приносили Соне угощение, да еще холодного вина в глиняных кувшинах. Так, каждодневный тетин Сонин утренник затягивался до полудня ...

Когда Антигона  познакомилась с тётей Соней и дядей Колей, которые тогда жили в небольшом городке в ста пятидесяти километрах от Сочи, то сразу жутко расстроилась, из-за того, что целых девять  лет её жизни прошли, можно сказать даром, потому что она даже и не подозревала о существовании таких замечательных родственников.
Город, в котором жили дядя с тётей имел страшно смешное название «Гудаута» и располагался вовсе не в России, а в Абхазии. Но история названия города была  довольно трагической. Оно происходило от имени одного молодого абхазца, которого звали Гуда,  и  его любимой  - Ута. Юные влюблённые, не получив благословения от родителей, не смогли связать свои жизни, и поэтому они решили, что их соединит смерть и, крепко обнявшись, спрыгнули  с высокого обрыва. Так их история стала легендой…
  Антигоне казалось, что весь этот город окутан какой-то фантастической завесой, даже само чёрное море было здесь другим. Оно не было таким чёрным как в Сочи. Оно отливало  бирюзой.
  Гудаута очень нравилась Антигоне, и она его считала волшебным городом, в котором живут необычно добрые люди. Пухлая, но одновременно изящная тётя Соня ей казалась  прекрасной, а муж её, улыбчивый и голубоглазый Коля, настоящим красавцем. В их большом  двухэтажном доме – дворце, все комнаты кроме одной,  пустовали, потому что у них не было денег на мебель, однако со стороны глядя, на него, прохожие думали: «кто же такой богатый живет в этом домище?»
   Единственное,  чего им в счастье не хватало, так это детей. На эту больную тему они говорили часто и тётя Соня каждый раз расстраивалась всё больше и больше…. Надежды её растаяли с годами, которые пробежали так быстро.  Но вот бог их пожалел, и они все же смогли удочерить девочку. Взяли они ребенка прямо в роддоме. Взяли незаконнорожденного , младенчика, оставленного  молодой совсем девушкой, которая убежала из дома, чтоб очень далеко от близких родить этого ребёнка.
Удочеренная девочка эта выросла в доме тёти Сони и дяди Коли, купаясь в абсолютной любви. Она занималась балетом и музыкой. Она была действительно гордостью тёти Сони и дяди Коли. Назвали её в честь мамы дяди Коли - Анной.
18ть лет длилось Сонино материнское счастья. Но, однажды всё изменилось. Восемнадцатилетняя уже Анна услышала от кого-то из соседей, что она удочерённая и ее родители на самом деле ей не родные мама с папой. За доли секунды весёлая и жизнерадостная Аничка превратилась в настоящую фурию. Она предупредила своих приемных родителей, что убежит от них,  покинет их дом. Единственное чего она хотела, так это найти свою настоящую мать. Но откуда тётя Соня могла знать, кто ее настоящая мать и где она живёт!? В родильное отделение Гудауты приняли молодую русскую девушку без документов. Она сказала, что её фамилия «Исакиди», как ей посоветовал акушер. Это была фамилия тёти Сони. Много лет местные  врачи хотели тёте Соне помочь заиметь ребенка. И вот тётя Соня, желая окончательно стереть   из памяти мысль, что ребёнок не её, даже и не спросила врача «как зовут ту девушку?» и поспешила уйти домой, прижимая к груди драгоценную ношу. 
  И вот теперь, через восемнадцать лет судьба ей уготовила такое проклятье.  Анна стала совершенно другим человеком,  захотела уйти и сказала им, что она их просто  ненавидит...
  Не смотря на то, что Анне всё таки сказали «пол-правды», дескать, «Да,  Соня не твоя родная мать, но Коля настоящий твой отец, а сама Анна — плод  мимолётной  Колиной страсти  к её матери, которая принесла новорожденную Анну её отцу и оставила с ним…» Этот закрученный сценарий  придумала, конечно, сама Соня, но, несмотря на все старания, Анна всё- таки покинула их… Она внимательно выслушала историю запретной любви своего отца и, не сказав ни слова, однажды исчезла. Она ушла, не попрощавшись, не оставив даже записки, ни разу не прислала письма, не позвонила, как если б  она никогда и не была в их жизни.
 Тётя Соня, убитая горем, всё время плакала и однажды объявила своему мужу, что они должны покинуть это проклятое место. В то время произошёл распад Советского Союза и местные греки начали собирать свои чемоданы, чтоб уехать в Грецию навсегда.
   Решение уехать в Грецию пришло быстро, но они никак не могли продать дом. Так пролетело ещё два года, а потом началась война…

  Антигона очень часто вспоминала о Соне и Коле, и всё не могла понять, где могли  совершить ошибку эти замечательные люди, ведь жизнь их была открытой и правильной, ведь они никогда и никого не обидели. В их дворе даже у животных были человеческие имена, которые были счастливы со своими хозяевами: Это кошка Машка и кот Василий, овчарка Джек, попугай Антошка и поросёнок Катька.
Поросёнка, конечно, Коля купил «на мясо». Его собирались откормить и зарезать на кавурму. Колбасу и другие мясные изделия — бекон, окорок- греки в отличие от  обрусевших немцев не делали. Немцы не выбрасывали ничего от убитого животного.
У Антигоны  в детстве, когда они еще жили в Казахстане была одна подруга немка Инга Миллер, и она знала уклад жизни этих людей. У немцев было много общего с понтийскими греками. Они тоже были «иностранцами». В Казахстан эти немцы попали с Урала ещё при царице Екатерине- правительнице всея Руси немецкого происхождения. Когда началась Вторая Мировая война и немцы рассчитывали за три месяца дойти до Урала, советское правительство посчитало, что этнические немцы способны их предать и перейти на сторону фашистов. Сталин и его окружение в то время сомневались в том, что смогут остановить вражеские войска перед Москвой и Сталинградом. Они так же  сомневались в степени   патриотизма советских солдат, которые бились насмерть, но гитлеровцев  остановили. 
Война шла к своему завершению, фашисты покидали советские земли, но этнические немцы так и остались в Азии на долгие  годы, вплоть до 1991, когда они начали возвращаться  в Германию. О немцах бабушка Мария говорила: «Работяги! Очень чистоплотные люди, очень хозяйственные, у них ничего не пропадает, когда они забивают свиней, нам есть чему у них поучиться!»
 Мясом хрюшки Катьки, которая росла и толстела, должны были накормить многих людей по соседству. Это был такой порядок, когда кто-то забивал животное, то организовывался настоящий праздник мясоедения или свеженины.
 Спустя два месяца тётя Соня вдруг поняла, что она очень привязалась к Катьке. Она стала её часто выпускать из загона и позволяла ей свободно разгуливать по двору. Когда Катька вышла на прогулку в первый раз, то не произвела плохого впечатления на Джека, он к ней отнёсся по- дружески, как если б и она была собакой. Да и кошек она не впечатлила. Только попугай стал орать, желая пообщаться с жирной белой Катькой. Но Катька не могла задрать голову, чтоб  глянуть на него, потому что клетка висела слишком высоко, в тени под инжиром. «У свиней человеческие мозги..., - говорила тётя Соня,- только они не могут поднять голову и глянуть на небо!»
  Вот так, в большой компании людей и зверей росла Катька. Ей исполнился год, и она уже весила более ста килограммов. Пришло время её забивать, но никто не решался заговаривать на эту тему. Дядя Коля прятал свои улыбчивые глаза и не отвечал, когда его непрерывно  поддразнивали соседи: «Ну, когда ты уже поведёшь свою любимую Катьку на бойню?»
  А Катька во дворе  жила в своё удовольствие рядом с собакой, кошками и даже не догадывалась о скором своем конце. Прошло ещё четыре месяца. Катька растолстела так, что уже не могла держаться на ногах. Она теперь все время лежала в центре двора на прохладном цементе и уже больше  не радовалась компании своего друга Джека, и даже не хрюкала. «Коля! Так она издохнет! А я этого не выдержу!- плачущим голосом ныла Соня. Сделай хоть что-нибудь! Я её почти не кормлю, а она всё толстеет!».
   И вот в одни прекрасный день дядя Коля привёл во двор небольшой грузовичок с подъёмным краном, и началась операция по перевозке Катьки на бойню. Пришли соседи, чтоб сказать последнее «прощай» умной хрюшке, которая понимала людей лучше многих собак. Мужчины старались помочь, женщины смотрели молча. Катька, полностью подчинившись своей судьбе, даже не хрюкнула. Тётя Соня зарыдала: «Я не знала, что свиньи как люди! Я никогда в жизни больше не возьму свинку, и есть свинину больше не буду!». Соседи- абхазы согласно кивали: «Видишь, как все правильно: наш закон нам запрещает есть свинину, потому что она от умного животного!»- говорили они.

Катьку забрал один из друзей дяди Коли, зарезал её и принёс тёте Соне несколько килограмм мяса, до которого она даже не дотронулась. Как оно было завёрнуто в газету, так и отдала его одной из русских соседок, у которой была пятеро детей и никчемный муж….
  С тех пор тётя Соня стала совсем как абхазы — мусульмане,  больше никогда в своей жизни она не прикоснулась к свиному мясу,  и даже фарш для котлет и голубцов, которые по  доставшемуся ей рецепту, делаются смешиванием свиного фарша с говяжьим пополам на пополам, она теперь делала только из говядины. «Мои котлетки теперь  не такие  сочные и вкусные как были когда- то, но я не могу есть свинину после Катьки, меня просто тошнит от свинины!»,- говорила она своим гостям, когда накрывала на стол свои угощения.

Насколько тётя Соня была общительной, настолько же дядя Коля был молчуном. Он не разговаривал, он только тихо улыбался. Его синие  глаза струились светом, и этого было вполне достаточно, чтоб ему симпатизировать с первой секунды знакомства. У дяди Коли был сильный характер, он обожал свою жену и никогда не кричал в отличие от Сони, которая была довольно-таки горластой женщиной. Иногда он любил пропустить рюмочку чачи,  домашней водки выше сорока градусов, похожей на греческое ципуро или раки, которое пьют в Греции, тоже сделанного из винограда.

Чачу гнали на самогонных аппаратах по всему Кавказу, и это было противозаконно. Во времена Андропова, про которого говорили, что и у него есть греческие корни, за такое преступление, как производство чачи, арестовывали без разговоров.  В восьмидесятые годы в городах часто выстраивались  огромные очереди в пустые  гастрономы, в надежде, что что-нибудь из съестного «выбросят» на прилавки.  Из-за того, что алкоголь  продавался исключительно в определённые часы и определённое количество бутылок в «одни руки», лица собравшихся под дверями магазина людей выказывали одну – единственную озабоченность: «Успею ли я взять хоть бутылочку желанного алкоголя?»
  «Жизнь нас сильно побила. Поэтому нам всегда нужно две- три рюмочки водки, чтоб взбодриться!»,- говорил русофил дядя Коля, когда кто-то начинал рассуждать об алкоголизме русской  нации.
Было правдой, что в городе Гудаута не было алкоголиков, но именно в этом городе слова «русский» и «алкоголик» использовались как синонимы. Абхазы не пили вообще, а грузины пили только вино. Много литров вина, целые реки вина заливались к ним в желудки на свадьбах и на других семейных  праздниках.
  Дядя Коля иногда баловался чачей, и это только для того, чтоб немного взбодриться и чтоб в разговоре с другом речь выходила более плавной. Но когда, друг пытался влить в него лишнее, строго говорил нему: «Все хорошо в  меру! Я грек, и я это точно знаю! У нас  закон меры еще в древности был принят!»

 Прошло время, но на их дом- дворец  пока еще не находился покупатель. И тогда Соня и Коля решились уехать в Грецию как есть- с одним чемоданом в руке, а дом оставить под присмотр соседей. Временно, конечно. Этот дом так и не продался никогда, потому что после войны в него вселились беженцы из местных, они  быстренько состряпали фальшивые документы, как будто бы дом Сони и Коли всегда только им и принадлежал...
   В путешествие в Грецию Соня и Коля взяли с собой только одежду и деньги в долларах, да и их было немного,  всего 1500. Взяли и еды на дорогу: сыр, варёные яйца, картошку, копчёную колбасу, соленья и хлеб. Взяли  одеяла, свои подушки и простыни. Всё это они погрузили в «Ладу» - старенькую, но очень выносливую машину и уехали прямо в ночь,  как воры. Война между грузинами и абхазами уже шла вовсю, поэтому они уехали втайне, боясь, что их могут ограбить перед отъездом, и даже убить.
   «Раз мы остались живыми здесь, в самой гуще событий, значит, Бог нас хранит, и мы должны успеть уехать в Грецию, чтоб уже там, когда-нибудь  умереть»,- сказал Коля.
  Это было время ненависти и хаоса, когда люди неожиданно решили положить конец всему, что сами же создавали столько десятилетий, уничтожить все, во что верили и что любили. Коля уже ничего не чувствовал к Абхазии и единственное чего он сильно хотел, так  это добраться поскорей до Эллады.
   Они в тишине проехали Новый Афон. В Сухуми остановились, чтоб выпить чашечку кофе на страшной подозрительно тихой набережной. У Коли в голове возникли одна за другой разные картины весёлого  и красочного его прошлого.  Он вспомнил, как на этой набережной прогуливался со своими друзьями и как они демонстративно разговаривали на понтийско-греческом, это чтобы их никто не понимал,  потому что это было и круто тогда! Но их всё равно кое-кто понимал, потому что многие жители Сухуми — русские, абхазы, грузины понимали и греческий язык, может быть, понимали только кое-какие слова, но их острый ум позволял им сражу же догадываться о чем идет речь... Сухуми тогда был настоящим Вавилоном, и кто только не был счастлив в этом городе!
  До Поти и до Батуми они не остановились даже пописать. Когда доехали до Грузино-турецкой границы, у Коли вдруг  разболелся живот. Его бросило в пот,  он весь начал дрожать, как это бывает при отравлении. Но Соня даже и не успела расстроиться, потому что всё быстро прошло, и Коля выздоровел. «Это у меня от переживаний!- сказал он, вылезая из кустов, куда бегал облегчиться.
 Потом он, смеясь, сказал: «Сколько пуль попало в стены нашего дома, и нас, к счастью, не одна не тронула. Представляешь, если б я умер сейчас от поноса?»
 Соня засмеялась: «Ха-ха-ха»,- послышался лёгкий, но далёкий ее смех в приграничном Кавказском  лесу.
 Коля посмотрел вокруг. Он всегда любил эту дикую буйную природу, эти высокие молчаливые горы. «Говорят, в Греции не так много зелени, только морская гладь и камни…» «Ничего, что там только камни, они нас крепче будут держать на этой земле»,- ответила своему мужу Соня.
  Границу переезжали с большими трудностями, потому что два дня пришлось ждать своей очереди на контрольном пункте. Было слишком много машин  с кавказками греками, которые покидали эту землю и переселялись уже навсегда в Грецию. Они, конечно же, могли бы пройти контроль поскорее, но за скорость пограничники хотели «конвертик» с долларами. Соня решила никому ничего не давать и ждать сколько потребуется.
  Когда они, наконец, преодолели границу и въехали в Трапезунд  Соня начала переживать, думала, что умилится, потому что этот город был родиной её бабушки со стороны отца. Но она ничего не почувствовала кроме усталости и попросила Колю не останавливаться, а ехать дальше, чтоб поскорее добраться до Греции.

Греческую границу они пересекли без приключений.
 Как только проехали пограничный пункт Кипус, Коля остановил «ЛАДУ». Вышел из машины, немножко прошелся  и сел на землю. Соня, наблюдая за ним из окна Лады, подумала, что он снова захотел  в туалет.
  Вдруг Коля позвал: «Соня! Выходи из машины! Иди сюда! наступи на эту землю! Мы уже приехали, вот это уже греческая земля!».
  Соня неожиданно засуетилась, пытаясь поспешно выйти из машины: «Что ты ска-за-ал?», проголосила она.
-       Мы добрались. Мы в Греции!- повторил Коля на Греко-понтийском языке: «фтасаме, имасте стин Эллада!- и посмотрел на неё усталыми, но как всегда любящими глазами.
-        Это что, правда, Греция? Мы приехали?! Этого не может быть! Мы, правду, в Греции?,- переспрашивала Соня снова и снова, как будто бы это не она только что пересекала границу Эллады. Потом она вскрикнула и сказала только: «Ах!» и упала на землю. Коля сразу понял, что Соня не шутит с ним, он побежал к ней.

Соня быстро отдалялась от Земли... но пока еще смотрела на Колю. Она лежала на земле и, казалось, что ее тело как бы устраивается поудобнее…. Лицо её внезапно стало удивительно спокойным и светлым, с легкой такой улыбкой на устах. Медленно разглаживаясь, с лица уходили горе, страхи и усталость. Морщинки совсем исчезли. Коля даже обрадовался, потому что он давно не видел Соню такой красивой и спокойной.
 ====
Позже врачи сказали ему, что Соня умерла от инфаркта, который случился с ней от неожиданной радости. Но Коля знал, что Соня на самом деле умерла ещё тогда, когда от них ушла их дочь, а сейчас, когда они добрались до Греции, ее душа пробудилась, ожила и мгновенно вознеслась в небеса, очень – очень высоко в самую вечность, оставив Соню  навсегда на этой земле….  

Из книги "Μια βαλίτσα μαύρο χαβιάρι" -Автор София Прокопиду 
Перевод с греческого языка Софии Прокопиду